Хасидизм действует в двух противоположных направлениях, дополняющих друг друга – выход наружу вне мира и выход наружу внутри этого мира…
Вплоть до прихода Машиаха, когда «твои источники распространятся наружу»
Когда еврей выходит из заключения, он должен благодарить Б-га. Но лишь в очень исключительных случаях такое событие каждый год отмечается в календарях десятков тысяч евреев на протяжении многих поколений. Так произошло с датой 19-е Кислева – в этот день более двухсот лет назад вышел из заключения Ребе Шнеур-Залман из Ляд, Адмор а-Закен (Алтер Ребе), основоположник движения Хабад. Речь здесь идет не только о преклонении хасидов перед своим любимым Ребе (что само по себе, несомненно, явление позитивное). Сам Адмор а-Закен видел в истории своего ареста и освобождения не просто личное дело, а событие огромной значимости для всего мира.
Первые поколения
Вернемся еще немного назад. За одно поколение до этих событий на сцене появляется рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов, осветивший Небо иудаизма новым-старым светом веры и любви. Он рассказывал об особом видении[1], которое у него было, когда он странствовал в верхних мирах (при «подъеме души») и дошел до Чертога Машиаха. Бааль-Шем-Тов спросил Машиаха: «Когда прийдет господин?» И Машиах ему ответил: «Когда твои источники изольются наружу» (яфуцу майенотеха хуца). Из этого вытекает, что хасидизму было предназначено стать «мессианским движением» ‒ открыто и без стыда – движением, сама суть распространения которого (в правильной форме) является важным шагом навстречу Геуле. Но это предназначение («твои источники изольются наружу широкими потоками воды»[2]) не может быть выполнено за один день. У Бааль-Шем-Това была большая группа учеников, влияние которой дошло до масс простых евреев, но еще не возникло настоящее «движение», которое обеспечило бы распространение Учения.
На следующей стадии хасидизм стал подобен лучам солнца, сфокусированным мощной линзой. Великий ученик Бааль-Шем-Това, рабби Дов Бер из Межерича, известный как «Рав Магид», притягивает к себе, словно огромный магнит, сообщество гигантов духа, подобных которым нет. Достаточно назвать такие имена, как рабби Элимелех и рабби Зуша, рабби Мендель из Витебска, рабби Леви Ицхак из Бердичева, рабби Нахум из Чернобыля, рабби Шмелке из Николсбурга, рабби Пинхас бааль а-Афлоа, великий рабби Аарон из Карлина, рабби Шломо из Карлина и рабби Шнеур-Залман из Ляд (Алтер Ребе), чтобы убедиться, насколько скромный Бейт Мидраш Магида был в действительности «от львинных логовищ, с леопардовых гор»[3]. Сам Магид, сидя у себя дома ‒ физически он едва мог двигаться из-за хромоты – обучал сложнейшему и глубочайшему Учению, понятному в начале лишь окружающим избранным людям. Но каждому из его выдающихся учеников было ясно, что оно должно выйти наружу, чтобы завоевать всё новые и новые области еврейского мира, принести им свет хасидизма. Так приходит следующий этап, когда уже ясно видно, что движение растет, увлекает за собой и становится заразительным. Но, вместе с тем, в полную силу пробуждается явление сопротивления, итнагдут ‒ порой оно возникало из-за искреннего нежелания принять сомнительные инновации, а отчасти было вызвано подстрекателями и смутьянами, распространявшими ложные слухи.
Два вида света
Прежде, чем подойти к явлению итнагдут, обратим внимание на уже знакомый нам образ Ребе Шнеура-Залмана из Ляд, самого молодого из хавуры (группы) учеников Магида, но самого выдающегося. Его имя можно прочесть как «два света» (שני-אור): с одной стороны, он стоит в одном ряду с гигантами Талмуда и Ãлахи всех поколений, что выразилось в написанном им заново Шулхан арухе, так что за ним даже закрепилось простое, но почетное имя «а-рав» («Рав с большой буквы»). Это – открытый свет внешней части Торы, «Тора Ор»[4]. А с другой стороны, и в этом нет какого-либо противоречия, Алтер Ребе освещает мир и светом внутренней Торы (רז = אור, «тайна» = «свет»). В огромном количестве написанных им трудов по хасидизму он объясняет на ясном языке скрытую мудрость, хохмат нистар, не искажая оригинального языка Каббалы и добавляя к ней одеяние хасидизма, которое придает новый смысл служению Всевышнему в душе человека. Таким образом, Алтер Ребе «сшивает» и соединяет движение хасидизма с двумя видами света, которые ему предшествовали – светом Талмуда и светом мудрости Каббалы, которая уже далеко распространилась со времен Аризаля. Главной книгой Алтер Ребе по внутренней Торе стала книга Тания – поэтому его называют «Бааль а-Тания [внутренний свет Торы] ве—Шулхан арух [внешний свет]».
Серьезное стремление Алтер Ребе распространить скрытый свет во внешнем мире ‒ яфуцу майенотеха хуца – пробудило дополнительное сопротивление. По клеветническому доносу, написанному евреем, он обвиняется в измене русскому царю, и его бросают в тюрьму. Поэтому суд вершился не над Алтер Ребе как над частным лицом, а над всем движением, которое он представлял, со времен Бааль-Шем-Това (БеШТа Алтер Ребе считал своим духовным дедушкой) и движения Рава Магида. Более того, Алтер Ребе, верный пути Бааль-Шем-Това видеть во всем руку Высшего Провидения, толковал свое физическое заключение в этом мире как отражение духовного конфликта: «обвинение Небесного суда». Он хорошо понимает, что движение хасидизма в этот момент проходит экзамен ‒ в самом ли деле пришло время выйти «наружу» и сотрясать народ Израиля, пробуждая его от спячки галута, чтобы двигаться навстречу приходу Машиаха?
В любом случае, освобождение Алтер Ребе воспринимается не просто как заключение чиновников русского царя, снявших с него лично судебное обвинение в измене. «Царство земное отражает Царство Небесное»[5] – становится ясно, что и в Высшем суде Алтер Ребе получает оправдание, ему как бы говорят: продолжай распространять свое Учение! Действительно, главный вывод, который Алтер Ребе сделал из этой истории – что нужно распространять хасидизм с еще большей силой, чем раньше! Хасидское предание гласит, что там, в заключении, его посетили души Бааль-Шем-Това и Рава Магида. Алтер Ребе спросил их, продолжать ли ему распространять хасидизм, и получил ответ, что если уже начал, то продолжай еще шире! Когда скрытый источник Торы начал выходить наружу, он столкнулся с плотиной, грозящей его распространению, которое теперь было поставлено под сомнение. Но как только он прорвал плотину, воды стали еще мощнее вырываться наружу.
Ровно за двадцать шесть лет перед тем, как Алтер Ребе вышел из тюрьмы, он стоял у кровати своего великого учителя в последний день его жизни. Магид вдруг повернулся к своему любимому ученику и сказал ему: «Залмэню, сегодня наш[6] праздник!». В день смерти праведника «собираются» все дни его жизни на земле и превращаются в огромный факел света, который продолжает светить для будущих поколений (даже больше, чем при жизни, когда его душа была связана с ограниченным материальными рамками физическим телом)[7]. Поэтому 19-е Кислева является днем памяти Рава Магида из Межерича, его йорцайтом. Но в той же самой степени это день его ученика, рабби Шнеура-Залмана, выход которого из заключения послужил известием об освобождении – Геуле ‒ как его самого, так и его Учителя, а также каждого еврея, где бы он ни находился. Ведь души этих великих праведников являются «общими душами», влияющими на нас, даже если мы и не знаем об этом.
Автор: Рабби Ицхак Гинзбург
[1] Письмо Бааль-Шем-Това, которое было впервые напечатано в конце книги «Бен Порат Йосеф». Кетер Шем Тов, 1.
[2] Мишлей 5, 16.
[3] Песнь песней 4, 8.
[4] Мишлей 6, 23.
[5] Брахот 58, 1.
[6] Стоит отметить замечательный источник: один из тосафистов (группы выдающихся раввинов и комментаторов Талмуда, живших во Франции в XII—XIII веках) написал необычную книгу под названием «Вопросы и ответы с небес» — вопросы, которые он задавал, и ответы, которые он получал в «небесном» видении. В одном из вопросов (там же, 5) помечена дата 19-е Кислева, и в ответ ему сказано: «Это день хороших новостей» (без каких-либо объяснений, кстати, это единственный ответ, где вообще упоминается дата). Только спустя несколько сотен лет стало ясно, почему это «день хороших новостей»! (См. Комментарий раввина Реувена Маргалиот в его выпуске книги «Вопросы и ответы с небес» от имени Мишмет Шалом).
[7] Как объясняется в книге Тания, Игерет а-кодеш 27.