При выполнении мицвы «и расскажи сыну своему» отец должен «идти против духа» каждого из своих сыновей — «Тора объясняет четырем сыновьям», причем каждый сын задает вопрос в своим оригинальном стиле и в соответствии со своим уровнем души. Более того, вопрос, построенный на святом языке, — это не только вопрос или объяснение разуму, но также просьба и эмоциональная потребность, которую сын выражает в своих вопросах: «моя душа в моем вопросе и мой народ в моей просьбе». Отец должен «уловить» каждого из сыновей, понять его вопрос на уровне разума, а также просьбу, который прячется внутри вопроса, и ответить ему в соответствии с этим.
Умный сын задает абстрактные и ученые вопросы, за которыми скрывается озабоченность угрозы материальной реальности, а также просьба направить его из его абстрактного и духовного мира к действию исправления нижних миров. Простодушный сын выражает общее удивление, за которым скрывается просьба о честном и простом наставлении, соответствующем его месту, и объяснении мира, который для него совершенно новый. Сын негодяй ставит трудный вопрос и возмущается: «К чему служба эта вам?», причем под этим скрывается его стремление к признанию его личной реальности, как на видимом уровне, так и на более глубоком уровне, и просьба о лестнице для выхода из его обособленного, эгоцентричного и противоречивого мира ради соединения с общиной Израиля и ее высшим корнем (выражающее его потребность в принадлежности). Но что с сыном, который не умеет спрашивать?
По словам Аризаля, не умеющий спрашивать сын относится к миру Творения Йецира, месту «среднего» (согласно Тании) в котором всегда происходит война страстей между добрыми и дурными началами в человеке. Алтер Ребе говорит, что мера среднего «является мерой каждого человека», и, если это так, в каком-то смысле каждый из нас является сыном, который не умеет спрашивать. Те, кто пытается «пройти между каплями» в войне инстинктов, могут прийти к безвыходному положению — осознавая ограниченность своего разума и не «позволяя себе» задавать интеллектуальные вопросы (из-за скрытого страха, что новое понимание также потребует от него новых обязательств) и, с другой стороны, он подозревает, что все его просьбы — не что иное, как выражение его дурного начала (причем, в глубине души, он также не знает, чего он на самом деле хочет). В нашем поколении средний он также Бааль тшува, который совершенно не знает, о чем спрашивать — он хочет приблизиться, но не знает, чего ему не хватает, о чем он должен просить и о чем он должен попросить прощения и исправления.
Об этом сыне сказано: «Ты открой ему»: суровость сердца, равнодушие или растерянность приводят к отсутствию вопросов и способствуют «топтанию» сына на одном месте. Каждый Исход из Египта зависит от последовательности вопросов и ответов – даже дерзкий вопрос сына негодяя, который в конечном итоге приведет к процессу тшувы, лучше, чем отсутствие какого-либо вопроса. Поэтому, отец должен открыть сердце сына, пробудить в нем интерес и открытость, чтобы он стал задавать вопросы, и только когда ему удастся пробудить его спрашивать, отец должен отвечать в соответствии с вопросом.
В двух словах: «Один ученый, один нечестивый, один простодушный и один не умеющий спрашивать» (четыре сына, которые все пребывают в «одном» Ãвайе) включены в каждого сына (בן по гиматрии четыре раза אחד (один)), в каждого из нас. По большому счету, четыре сына отражают все человечество, от мудрецов и бесхитростных израильтян до нечестивых и равнодушных народов мира. Вопросами и ответами пасхального Седера мы устанавливаем «мировой порядок» в наших душах и во всем мире.
