Любавичского Ребе однажды спросили, как можно определить разницу между евреем и неевреем, и он ответил, что еврей является по своей сути «лицом влияющим», а нееврей — «принимающим». Это соотношение проявляется в связи со Святым шабатом, который является знаком только между Творцом и Израилем, в то время как о народах мира (как о части реальности всей природы) сказано: «день и ночь не прекратятся» (вплоть до: «нееврей, который соблюдает ]полностью![ шабат, должен умереть»). Тот, кто чувствует себя нуждающимся потребителем, не может остановиться ни на мгновение — он эгоцентричен, всегда находится в состоянии беспокойства и заботах о собственных потребностях. В отличии от этого, реальное влияние зависит от душевного спокойствия — тот, кто чувствует, что «вся его работа сделана» и ни в чем не нуждается, способен влиять на всех без ограничения.
На первый взгляд кажется, что шабат получает влияние от будней, когда подготавливаются нужды шабата, но на внутреннем уровне «от него [шабата] все дни благословляются». Именно субботний покой раскрывает силу влияния еврея (и намек: משפיע בעצם = שבת – равенство гиматрий: «влияющий по сути» = шабат), когда атмосфера шабата освещает все будни еврея и вселяет в них покой и способность влиять на всех (настолько, что настоящего мудреца называют Шабатом, и в силу своего внутреннего покоя он удостаивается «бесконечного родника», способности безграничного излияния все тайн Торы).
Сказано о шабате, что Святой Благословенный «благословил его манной»: тем, что накануне субботы спускается двойная порция манны, и «освятил манном»: тем, что в сам шабат манна не спускается. Таким образом, сила влияния шабата проявляется в основном накануне субботы, когда необходимо умножать благотворительность и заботиться о субботних потребностях всех, кто в этом нуждается, в то время как в шабат «отменяется» реальность бедных-получателей и каждый еврей — «влиятельный» царь (по этой причине в шабат запрещено выносить из частного владения бедняку, находящемуся в общественном владении, – все должны быть хозяевами частных владений).
Манна, которая удваивается накануне шабата и не спускается в шабат, учит, как обрести силу веры- אמונה(буквы “מן הוא“ — «он ман») и превратить ее в уверенность. В шабат, когда не полагается трудиться, манна учит пассивной уверенности в том, что Б-г обеспечит наши нужды, даже если мы не выйдем для этой цели из дома, а в будние дни, когда нам нужно выйти на улицу, чтобы собрать манну, — активная уверенность, что в наших силах заработать «ежедневную порцию» (и в любом случае – есть свобода давать в изобилии другим — все лишнее от нужд того дня — ведь завтра Б-г снова пошлет средства к существованию для следующего дня).
В Пурим раскрывается самобытная суть иудаизма (как подчеркивается в Мегиле, начиная с «еврея Мордехая» и продолжения влияния: «и многие народы страны становятся евреями, потому что на них напал страх перед евреями»), и поскольку еврей влияющий по своей сути, главной радостью Пурима являются дары для нуждающихся: «Лучше человеку увеличить дары нуждающимся, чем увеличить свою трапезу и посылать съестные подарки своим друзьям, ведь нет более великой и славной радости, чем радовать сердца бедных и сирот, и вдов, и прозелитов». Радость прорывается сквозь преграды, и радость «Ад дело йяда» («Пока он не знал») выражается в том, чтобы давать без ограничений, до тех пор «Пока он не знал, сколько он дал», с целью оказания влияния на весь мир света Торы и искупления.
В этом году, когда сам Пурим приходится на канун шабата (и Шушан-Пурим в сам шабат) удваивается интенсивность еврейских пожертвований, субботних пожертвований в состоянии покоя и подарков Пурима в радости, и «у евреев были свет и радость» — «покой и радость, свет для евреев».
