Когда Ребе Рашаб оставил этот мир в 5680 (1919) году, Ребе Раяцу было около 40 лет. Ребе был так привязан к своему отцу и был так потрясен его кончиной, что в год траура тяжело заболел. Несколько недель, пока был без сознания, хасиды опасались за жизнь нового Ребе. Почти полгода он пролежал в квартире, не двигаясь, и после небольшого выздоровления, но все еще прикованный к постели, он молился в миньяне как кантор, не вставая.
Вскоре после кончины своего отца, до того, как Раяц заболел, но, когда он был уже слаб, Ребе позвал одного из парней, которые прислуживали ему. Когда он прибыл, Ребе сказал ему спуститься в подвал дома (который тогда находился в Ростове), и там в определенном месте найти ящик, полный Писаний, и сжечь их. Так он приказал, и нужно делать то, что говорит Ребе, поэтому парень спустился в подвал и сразу нашел ящик. Но можно ли сжечь ящик, набитый Писаниями, не глядя, что нам написано? Он открыл коробку, и встал как пораженный громом: там были личные письма, истории, которые были очень секретными и, конечно, очень интересными… Чтобы проиллюстрировать, о чем речь, рассказывают, что одна из найденных там вещей, была отрывком из дневника Раяца, в котором он написал, что в одну ночь к нему явился чрезвычайно старый человек с чудесным лицом, держащий книгу Зоар в руке, и сказавший: «Почему ты не пишешь комментарий к моей книге? Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что напишешь комментарий к моей книге», и во сне мне пришлось пообещать этому старцу (пишет Раяц), что я напишу комментарий к его книге, книге Зоар. Прошло три недели, а он так и не начал писать комментарий, и пишет, что ему снова приснился пришедший к нему старец с вопросом, почему он не стал писать комментарий.
Взволнованный открытием, парень позвал некоторых из его друзей, которые взяли несколько страниц в качестве сувенира и сожгли то, что осталось … Когда Ребе узнал, что тот парень не сжег все сразу, а сначала хотел, чтобы друзья посмотрели на письма, рассердился на него и закричал: «Ты не щадишь мою жизнь!». Как уже упоминалось, некоторое время спустя Ребе заболел, пролежав прикованным к постели несколько месяцев.
Как козел Леазазель, брошенный в пустыне, чтобы искупить Израиль, писания Ребе Раяца брошены в огонь, чтобы спасти его жизнь. Мы находим подобное у некоторых великих праведников, которые нуждались в искуплении, когда обвинение Свыше угрожало им. Так, например, говорят, что дочь Алтер Ребе пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти его (и его метод) от смерти.
Этот принцип может принимать различные формы, некоторые из которых бесподобно ошибочны и искажены, такие как «территории вместо мира», а некоторые с истинной духовной оценкой — «жизнь в обмен на Писания». Эта тема обмена одного вместо другого есть в хасидских рассказах тогда, когда необходимо заменить Б-жественное изобилие, нисходящее в мир: есть люди, получающие всю серию: «детей, жизнь и пищу», но есть те, которым требуется (в зависимости от корня их души) обменять жизнь на детей или богатство на жизнь, когда и то и другое вместе для них невозможно.
Сожжение писаний Раяца — это очень значительная уступка, больше, чем просто сгоревшая собственность. У Ребе сочинения являются важной частью личности пишущего, и отказ от них является отказом от части самого себя. Так толкуется в Гемаре относительно дарования Торы, так как слово אנכי означает: [[“אנא נפשאי כתבית יהבית» — «Я самого себя записал и отдал». Интересно отметить, что перед своей кончиной его отец, Рашаб сказал своим хасидам: Я восхожу на небеса и оставляю Писания вам. Это противоположно действию, которое предпринимает его сын, оставляя свою жизнь на земле и сжигая свои Писания в небеса.
В отличие от Ребе Рашаба, который был в конце периода, когда он основал великолепную ешиву, написал огромную количество статей по хасидизму и оставил после себя свои книги и сына, Ребе Раяц в нашей истории — молодой Ребе без наследника в первые месяцы его руководства еще до жестоких гонений коммунизма. Если он не пожертвует ничем другим ради своей жизни и руководства, народ Израиля понесет тяжелый удар. В этот момент его жизнь важнее. Но зачем сжигать именно свои Писания? Какая логика подсказывала цадику, от чего ему следует отказаться?
Это похоже на историю о рабби Зира, который постился сто раз, чтобы забыть Вавилонский Талмуд, прежде чем начать изучать Тору Земли Израиля. То же самое сделали рабби Айзик из Гомеля и другие хасиды, которые сожгли свои Писания того периода, когда они еще не приблизились к хасидизму. Здесь Ребе почувствовал, что написанные им записи и воспоминания до его становления главой хасидов связаны с тем прошлым, с которым он должен разорвать связь при переходе на следующий этап в качестве Ребе. Иначе он в буквальном смысле не смог бы продолжать свою жизнь. Ребе поднимается по ступеням святости как огонь, который возносится, сжигая находящийся под ним материал, а горение прошлого превращает его из обременительного бремени в приводящее в движение топливо.